Записки Булгарина о цензуре.
Черезъ несколько дней, Булгаринъ, съ целью укрепить въ Потапове убежденiе въ своей благонамеренности и способности быть вернымъ и полезнымъ слугою государя, представилъ ему очень интересную записку "О цензуре въ Россiи и о книгопечатанiи вообще", взявъ предварительно честное слово, что она не будетъ известна съ его именемъ министру просвещенiя, Шишкову... Булгаринъ и ранее подавалъ уже записки такого же характера, но оне были гораздо менее обстоятельны. Подавалъ онъ ихъ тогдашнему генералъ-губернатору Милорадовичу. Въ одной изъ нихъ онъ коснулся некоторыхъ распоряженiй по театральной части; въ другой - говорилъ о "курсе", наступившемъ въ цензуре при министре народнаго просвещенiя Шишкове, обращая главное вниманiе на цензированiе сочиненiй духовнаго содержанiя. Последняя записка была представлена Александру I. Но ни по той, ни по другой ничего не было предпринято. Булгаринъ лишь зарекомендовалъ себя "вернымъ человекомъ" въ глазахъ тогдашняго начальника секретной части - Милорадовича. Теперь, когда генералъ-губернаторъ былъ убитъ въ декабрьской катастрофе, нужно было, конечно, напомнить о себе, въ особенности въ виду приведенной выше просьбы государю.
Говоря о сущности общественнаго мненiя, Булгаринъ замечаетъ: "большая часть людей, по умственной лени, занятiямъ, недостатку сведенiй, слабости характера, врожденной гибкости ума или раздражительному чувству, гораздо способнее принимать и присваивать себе чужое сужденiе, нежели судить сами, и какъ общее мненiе уничтожить невозможно, то гораздо лучше, чтобы правительство взяло на себя обязанность напутствовать его и управлять онымъ посредствомъ книгопечатанiя, нежели предоставлять его на волю людей злонамеренныхъ". A такъ какъ подобное управленiе требуетъ знанiя публики, то Булгаринъ и останавливается прежде всего на ея классификацiи. По его мненiю, она делится на знатныхъ и богатыхъ людей, среднее состоянiе, нижнее состоянiе и ученыхъ и литераторовъ.
Первые, - "отданные съ детства на руки французскихъ гувернеровъ, подъ ихъ руководствомъ, учатся только многимъ языкамъ, получаютъ поверхностное понятiе объ исторiи и другихъ наукахъ" и, потому, "всехъ людей, даже китайцевъ, почитаютъ французами, смотрятъ на все французскими глазами и судятъ обо всемъ на французскiй манеръ". "Хотя по своему положенiю въ свете сей классъ людей долженствовалъ бы быть привязанъ къ настоящему образу правленiя, но преждевременное честолюбiе, оскорбленное самолюбiе, неуместная самонадеянность заставляютъ ихъ часто проповедывать правила вредныя для нихъ самихъ и для правительства". "Правительству весьма легко истребить влiянiе сихъ людей на общее мненiе и даже подчинить ихъ господствующему мненiю действiемъ приверженныхъ правительству писателей".
Но "истинныхъ литераторовъ, владеющихъ языкомъ, начитанныхъ, знающихъ Россiю и ея потребности и способныхъ распространить, изложить, украсить всякую заданную тему - должно сознаться къ стыду, - также мало. Но какъ y насъ всякiй стихотворецъ и памфлетистъ пользуется въ обществе некоторымъ преимуществомъ и даже имеетъ влiянiе на свой кругъ общества, то вовсе безполезно раздражать этихъ людей, когда нетъ ничего легче, какъ привязать ихъ ласковымъ обхожденiемъ и снятiемъ запрещенiя писать о безделицахъ, напримеръ, о театре и т. п.". "Съ этимъ классомъ гораздо легче сладить въ Россiи, нежели многiе думаютъ. Главное дело состоитъ въ томъ, чтобы дать деятельность ихъ уму и обращать деятельность истинно просвещенныхъ людей на предметы, избранные самимъ правительствомъ, a для всехъ вообще иметь какую-нибудь одну общую маловажную цель, напримеръ, театръ, который y насъ долженъ заменить сужденiе о камерахъ и министрахъ. Весьма замечательно, что съ техъ поръ, какъ запрещено писать о театре и судить объ игре актеровъ, молодые люди перестали посещать театры, начали сходиться вместе, толковать вкось и впрямь о политике, жаловаться на правительство даже явно {
Действительно, въ то время было запрещено не только что бы то ни было печатать о театре, но даже въ самомъ театре выражать свое удовольствiе игрою артистовъ апплодисментами или иными знаками... Разрешенiе на то и другое последовало только въ 1828 году, но и затемъ неоднократно указывалось на необходимость "умереннаго порицанiя, никому не нужнаго"...}. Я въ душе моей уверенъ, что сiя неполитическая мера увлекла многихъ юношей въ бездну преступленiя и въ тайныя общества".
Подъ "среднимъ состоянiемъ" Булгариiгь подразумеваетъ достаточныхъ, но не богатыхъ дворянъ, находящихся на службе, всехъ другихъ дворянъ, приказныхъ, богатыхъ купцовъ и промышленниковъ и частью мещанъ. По его мненiю, эта публика очень нетребовательна въ области чтенiя. "Не надобно большихъ усилiй, чтобы быть не только любимымъ ею, но даже обожаемымъ. Къ этому два средства: справедливость и некоторая гласность""Нашу публику можно совершенно покорить, увлечь, привязать къ трону одною только тенью свободы въ мненiяхъ на счетъ некоторыхъ меръ и проектовъ правительства". "Возстановленiемъ сужденiй о томъ, что угодно будетъ правительству передать на сужденiе публики, произведется благодетельное влiянiе на умы и не только въ Россiи, но даже и въ чужихъ краяхъ. Совершенное безмолвiе порождаетъ недоверчивость и заставляетъ предполагать слабость, неограниченная гласность производитъ своеволiе; гласность же, вдохновенная самимъ правительствомъ, примиряетъ обе стороны и для обеихъ полезна. Составивъ общее мненiе, весьма легко управлять имъ, какъ собственнымъ деломъ, котораго мы знаемъ все тайныя пружины".
"Северную Почту" (1862. г)...
Что касается "нижняго состоянiя", т. е. мелкихъ подъячихъ, грамотныхъ крестьянъ и мещанъ, деревенскаго духовенства и раскольниковъ, - то, по мненiю Булгарина, этими людьми можно легко управлять "магическимъ жезломъ - "Матушка Россiя". "Искусный писатель - пишетъ онъ - представляя сей священный предметъ въ тысяче разнообразныхъ видовъ, какъ въ калейдоскопе, легко покоритъ умы нижняго состоянiя, которое y насъ разсуждаетъ более, нежели думаетъ",
Начертавъ, такимъ образомъ, планъ быстраго, легкаго и вернаго способа успокоенiя русской публики, Булгаринъ останавливается на недостаткахъ современной ему цензуры. Здесь, что ни слово, то доносъ на бездеятельность Шишкова, того Шишкова, который помогъ ему основать "Северную Пчелу" и другiе органы.
"записки" не должна бытъ предана забвенiю.
"Цензура установлена для того, чтобы препятствовать распространенiю идей вредныхъ вере, нравственности, существующему образу правленiя, и пресекать личности. Неискусными мерами наша цензура не только не достигла сей дели и не произвела никакой пользы, но только раздражала умы и повредила правительству странными своими поступками. Бросимъ взглядъ на каждую часть въ особенности.
"1) Цензура состояла сперва подъ влiянiемъ миститизма {При министре народнаго просвещенiя кн. A. H. Голицыне.}, a ныне состоитъ подъ влiянiемъ противной ему партiи. Сперва выходило множество книгъ сектаторскихъ, мистическихъ, ныне покровительствуются книги, служащiя опроверженiемъ первыхъ. Изъ сего боренiя партiй не произошло никакой пользы для веры и нравственности, напротивъ того, размножились секты, толки о вере и самыя вредныя идеи для правительства. Объ этомъ предмете нельзя говорить кратко и потому я умалчиваю здесь объ этомъ. Мысли о семъ я излагалъ, по воле покойнаго графа Милорадовича, для блаженной памяти Императора Александра. Не знаю, где находится поданная мною бумага, въ кабинете-ли его величества или между бумагами покойнаго графа.
"Что-же делала цензура подъ влiянiемъ мистиковъ и ихъ противниковъ? Распространяя вредныя для чистой веры книги, она истребляла изъ словесности только одни слова и выраженiя, освященныя временемъ и употребленiемъ. Вотъ для образчика несколько выраженiй, не позволенныхъ нашею цензурою, какъ оскорбительныхъ для веры: отечественное небо, небесный взглядъ, улыбка, божественный Платонъ, ради Бога, ей одарялъ его, онъ вечно занятъ былъ охотой и т. п. Все подчеркнутыя здесь слова запрещены нашею цензурою, и словесность, a особенно поэзiя совершенно стеснены. Должно заметить, что даже папская цензура позволяетъ сiи выраженiя, чему служитъ доказательствомъ нынешняя итальянская поэзiя.
"Столь смешное ханжество, представляя цензуру въ самомъ странномъ виде, заставляло многихъ подобныхъ людей принимать действiе за причину и уменьшило уваженiе ихъ къ правнтельству. Для краткости я пропускаю множество примеровъ изъ действiй цензуры, которыя, безъ приложенiя подлинныхъ доказательствъ, показались бы невероятными. Стоитъ посмотреть выключенныя места изъ одного листа газеты или одной книжки журнала, чтобъ удостовериться, что цензура не постигаетъ цели правительства, a вместо того, чтобы смотреть на духъ сочиненiй, привязывается къ однимъ
"2) Въ отношенiи къ правительству вместо того, чтобы запретить писать противъ о правительстве и въ пользу онаго. Всякая статья, где стоитъ слово правительство, министръ, губернаторъ, директоръ, запрещена впередъ, что бы она ни заключала. Повторяю, все зло происходитъ отъ того, что y насъ смотрятъ не на духъ сочиненiя, a на одни слова и фразы и тотъ, кто искусными перифразами можетъ избежать въ сочиненiи запрещенныхъ цензурою словъ, часто заставляетъ ее пропускать непозволительныя вещи. Напротивъ того, всякое чистое, благоразумное сужденiе и повествованiе о благодетельныхъ мерахъ правительства строго запрещено. Самыя сильныя препоны для словесности и наукъ воспоследовали отъ изданiя повеленiя въ 1822 г. {При кн. A. H. Голицыне.}, которымъ запрещено было всемъ служащимъ писать и публиковать о делахъ, до службы касающихся, и о внутреннемъ и внешнемъ состоянiи Россiи, безъ позволенiя начальства. Существо сего повеленiя весьма справедливо, ибо нигде, даже въ самой Англiя, не позволяется публиковать актовъ правительства безъ согласiя онаго. Но наша цензура приняла сiе повеленiе въ противномъ смысле и не позволяетъ печатать никакихъ даже маловажныхъ известiй безъ согласiя различныхъ министерствъ, которыя иногда изъ снисхожденiя позволяютъ, a чаще отговариваются темъ, что не имеютъ предписанiя, какъ действовать въ семъ случае, и множество любопытныхъ вещей пропадаетъ для наукъ. Съ техъ поръ географiя и статистика Россiи пришли въ совершенный упадокъ. Цензура не позволяетъ даже извещать публику, безъ согласiя начальства разныхъ отраслей правленiя, о всенародныхъ происшествiяхъ, парадахъ, фейерверкахъ, гуляньяхъ, экзаменахъ въ казенныхъ и частныхъ заведенiяхъ, о феноменахъ природы въ разныхъ местахъ Россiи случающихся и проч. Кто бы подумалъ, что для помещенiя известiя о должно быть позволенiе министра внутреннихъ делъ; о данномъ графомъ Милорадовичемъ фейерверке въ Екатерингофе надлежало получить позволенiе самого графа; объ экзамене частнаго пансiона нельзя известить родителей безъ согласiя самого начальника пансiона и т. п. Отъ этого перiодическiя изданiя теряли свою занимательность, ибо издатели, будучи обязаны для напечатанiя несколькихъ страничекъ, обегать все министерства и часто безъ успеха, вовсе отказываются отъ помещенiя отечественныхъ известiй, и мы только изъ иностранныхъ журналовъ почерпаемъ ложныя и ошибочныя известiя о Россiи, напримеръ: на приложенiе изображенiя медали за взятiе Парижа въ "Северной Пчеле" самъ министръ просвещенiя не могъ дать позволенiя, и издатели y г. военнаго генералъ-губернатора выпросили право известить публику о томъ, что происходило всенародно. Трудно поверить, что наша цензура почитаетъ вреднымъ правительству. Одинъ писатель при взгляде на гранитныя колоссальныя колонны Исаакiевскаго храма восклицаетъ: "это, кажется, столпы могущества Россiи!" Цензура вымарала съ замечанiемъ, что столпы Россiи суть министры. Другой писатель, описывая гробъ генерала де-ла-Круа, въ Ревеле, сказалъ, что ножки гроба изображаютъ орловъ - цензура вымарала съ замечанiемъ, что орелъ есть гербъ Россiи, потому и нельзя говорить о немъ такимъ образомъ. Таковыми поступками цензура не могла прiобресть себе уваженiя, напротивъ, сделалась предметомъ насмешекъ, сатиръ и эпиграммъ, въ которыхъ всегда обвинялось правительство.
"3) Въ отношенiи нравственности. Въ семъ случае цензура, какъ и въ двухъ первыхъ, привязываясь единственно къ словамъ, часто пропускала самыя соблазнительныя стихотворенiя, a иногда запрещала самыя невинныя статьи. Напримеръ, повесть, въ которой жидъ представленъ добродетельнымъ человекомъ (хотя въ той-же повести ни одинъ христiанинъ не представленъ злымъ), почтена безнравственною, потому что жиды не могутъ и не должны быть добродетельными. Въ повестяхъ нельзя сказать: женихъ свою невесту, но посмотрелъ на невесту; вместо онъ любилъ жениться и т. я. Не смею утруждать вниманiя множествомъ подобныхъ нелепостей и повторяю: стоитъ просмотреть одну книжку журнала.
"4) Касательно личности. иначе, какъ въ самыхъ блестящихъ краскахъ и людьми самыми добродетельными. Отъ этого вместо пользы проистекаетъ вредъ, ибо читатели, видя въ натуре слабости человечества и сравнивая съ идеалами, темъ менее уважаютъ техъ. которые представляются на бумаге всегда какъ образцы, какъ совершенство человечества. Добро не покажется добромъ, если не будетъ въ противоположности со зломъ: картина безъ теней не привлечетъ вниманiя и похвалъ".
Дальше Булгаринъ излагалъ свои "мысли о преобразованiи цензуры", не представляющiя ничего сколько-нибудь для него характернаго.
Скажу только, что въ проекте новой организацiи петербургскаго цензурнаго комитета онъ указываетъ на безусловную необходимость подчинить цензированiе театральныхъ пьесъ и перiодическихъ изданiй министерству внутреннихъ делъ по части высшей полицiи. "Это потому, что театральныя пiесы и журналы, имея обширный кругъ зрителей и читателей, скорее и сильнее действуютъ на умы и на общее мненiе. И какъ высшей полицiи должно знать общее мненiе и направлять умы по произволу правительства, то оно же и должно иметь въ рукахъ своихъ служащiя къ сему орудiя" {Н. Д. "Къ исторiи русской литературы", "Рус. Старина", 1900 г., IX, 579--590.}.
время вырабатывавшему проектъ устава о цензуре 1826 г. Булгаринъ сильно перетрусилъ и просилъ Потапова не причинять ему грозящихъ большихъ непрiятностей. "Я мыслю только для государя императора - писалъ онъ генералу, - я покорнейше прошу ваше превосходительство заступленiя и покровительства въ семъ деле". Бар. Дибичъ поспешилъ успокоить Булгарина, написавъ на записке: "Призовите его къ себе и успокойте его, ибо именно для того прежде спрашивали его же, и онъ напрасно труситъ; можно сделать выписку изъ онаго и переписать рукою писаря и препроводить къ министру просвещенiя, a оригиналъ оставить y меня самого. Я бы желалъ видеть этого Булгарина; если онъ человекъ, желающiй добра и уменъ, то долгъ службы требуетъ ему открыть дорогу и простить прошедшее есть всегда дело доброе".
Такимъ образомъ, все окончилось благополучно: Булгаринъ выигралъ въ мненiи людей, стоявшихъ во главе высшей полицiи. Но его удача пошла еще дальше: переписанная записка была отправлена Шишкову съ уведомленiемъ, что государю, ее прочитавшему, угодно иметь по сему предмету его мненiе... {Ibidem, 590--591.}.