Успехъ "Северной Пчелы". Легенда о Булгарине, какъ представителе польской партiи.
Но министерство просвещенiя было безсильно для того, чтобы лишить единственную тогда въ Петербурге, a сначала и во всей Россiи, частную ежедневную газету - "Северную Пчелу" - исключительнаго положенiя, занятаго ею, благодаря ловкости Булгарина и Греча, не упускавшихъ случая воспользоваться вовремя всякими для этого средствами. Въ глазахъ высшихъ сферъ "Северная Пчела" считалась единственною представительницею общественнаго мненiя. Во дворце ее только и читали; за границей она слыла придворнымъ органомъ. Въ Петербурге, до начала 60-хъ годовъ, не было другой частной ежедневной газеты. "Московскiя" же "Ведомости" долгое время выходили три раза въ неделю. У Булгарина и Греча была, такимъ образомъ, въ рукахъ выгодная монополiя, отъ которой терпели и русская литература, и русское общество. "Неужто, кроме "Северной Пчелы", писалъ Пушкинъ, "ни одинъ журналъ не смеетъ y насъ объявить, что въ Мексике было землетрясенiе, и что камера депутатовъ закрыта до сентября". Въ этихъ словахъ надо подразумевать еще и другую монополiю: монополiю "Северной Пчелы" на известiя политическаго характера о жизни Россiи и Европы. Только эта газета могла помещать те скудныя новости, званiе и распространенiе которыхъ среди публики не считалось вреднымъ... До чего душно было въ атмосфере "Пчелы", можно судить по тону письма кн. Вяземскаго, въ которомъ онъ очень ядовито и зло замечалъ: "Известно, что въ числе коренныхъ государственныхъ узаконенiй нашихъ есть и то, хотя и не объявленное правительствующимъ сенатомъ, что никто не можетъ въ Россiи издавать политическую газету, кроме Греча и Булгарина. Они одни - люди надежные и достойные доверенности правительства, все прочiе, кроме единаго Полевого, злоумышленники" {Н. Барсуковъ, н. с., IV, 10.}...
И, конечно, при всемъ несочувствiи къ "Северной Пчеле", къ ея издателямъ и къ той атмосфере, которая окружала деятельность этихъ темныхъ людей, - подписчики были; мало того, - количество ихъ увеличивалось: надо же было знать хоть голый календарь некоторыхъ событiй.
Какъ на одну изъ причинъ силы булгаринскаго органа, я указалъ выше на постоянное подслуживанiе ея издателя. Къ фактамъ изъ этой области, уже неоднократно приводимымъ, прибавлю немного. Когда временно заведывавшiй редакцiей П. С. Усовъ замедлилъ напечатать присланный изъ III Отделенiя отчетъ Ольгинской больницы, Булгаринъ пишетъ ему: "сделайте милость, не пренебрегайте статьями, которыя я вамъ сообщаю для печатанiя... Отчетъ напечатанъ въ "Полицейской Газете" и ко мне прислана весьма непрiятная бумага отъ гр. Орлова за непользованiе статьею, о которой хлопочутъ особы царской фамилiи. Мне сущая беда!.." Въ другомъ письме находимъ: "посылаю вамъ стихи Бенедиктова: они хотя и высокопарны, но ихъ надобно непременно напечатать въ Пчелке, потому что Бенедиктовъ почитается однимъ изъ первыхъ поэтовъ и стихи были читаны съ одобренiемъ въ Гатчине" {П. Усовъ. "Ф. В. Булгаринъ", "Истор. Вестникъ", 1883 г. VIII, 294, 316.}... Аналогичныхъ фактовъ слишкомъ много.
III Отделенiе участвовало даже въ расходахъ по редакцiи "Северной Пчелы", что видно изъ несколькихъ строкъ, написанныхъ въ 18)5 г. самимъ Булгаринымъ: "Даже за границею завербовалъ онъ (Гречъ - М. Л.) какого-то сорванца, который присылаетъ вырезки изъ газетъ и разныя писанныя сплетни, которыхъ я не вижу и не знаю. Прежде за это платило III отд. Собств. Его Величества канцелярiи, куда и поступаютъ заугольныя известiя, a теперь "Северная Пчела" должна платить этому сорванцу 1.000 руб. серебромъ!" {"Рус. Архивъ" 1869 г., IX, 1557.}.
Пользуясь силою своея газеты, Булгаринъ внесъ въ журналистику взяточничество и самый низкiй шантажъ. "Северная Пчела" то и дело рекомендовала въ тексте тотъ или другой магазинъ, ту или другую фабрику, опередивъ въ этомъ смысле даже современную намъ американскую рекламу. Булгаринъ бралъ взятки направо и налево, упорствующихъ же немедленно наказывалъ жестокой критикой ихъ товаровъ и производства. Суда и расправы на все это не было. Петербургъ освоился съ такими прiемами редактора единственной своей ежедневной газеты, a Белинскiй, только что прiехавъ изъ Москвы и не зная вблизи всехъ достоинствъ Булгарина, вопилъ; "что это за мiръ! - берутъ взятки открыто!" {А. Пыпинъ, "Белинскiй", II, 34.}.
До того гадка была булгаринская газета, что даже Щербина разразился "молитвой современныхъ писателей":
"О ты, кто принялъ имя слова!
Мы просимъ твоего покрова:
Избави насъ отъ похвалы
Позорной "Северной Пчелы"... 1).
Доходы "грачей-разбойниковъ", какъ ихъ назвалъ Пушкинъ, были очень велики: въ 1855 году каждый изъ двухъ издателей "Пчелы" получилъ на свою долю по 24.000 руб. сер. {"Ф. В. Булгаринъ" - "Истор. Вестникъ", 1883 г., VIII, 330.} - доходъ и теперь еще необычайный для издателей многихъ ежедневныхъ газетъ, которыхъ тоже не особенно много... Не даромъ Булгаринъ при встрече съ Краевскимъ, только что ставшимъ издавать "Отечественныя Записки", угадывая возможный подрывъ своего могущества на читательскомъ рынке, - потому что и Краевскiй былъ небезпомощенъ въ III Отделенiи, благодаря адъютанту Бенкендорфа, Владиславлеву, - просто-напросто предложилъ ему присоединиться съ "открытому конкубинату" и сообща управлять департаментомъ литературы... Предложенiе было отвергнуто {"Замечательное десятилетiе", "Вестникъ Европы", 1880 г., I, 226.}.
Здесь я не могу не остановить вниманiе читателей на одномъ легендарномъ объясненiи могущества "Северной Пчелы" и Булгарина.
Заговорилъ о немъ печатно, впервые, если я не ошибаюсь, кн. В. Е. Одоевскiй, публикуя кое-какiе документы изъ своего архива, въ 1864 году. A именно, онъ находилъ, что Сенковскiй и Булгаринъ были представителями "польской партiи"! "Поляки - писалъ онъ - крепко стояли другъ за друга. Вновь появившаяся въ последнее время странная мысль о превосходстве какого-то польскаго шляхетскаго просвещенiя надъ русскимъ постоянно проводилась уже тогда въ разныхъ видахъ. Тогдашняя цензура не обратила на это вниманiе, и изданiя въ роде "Северной Пчелы" считались тогда самыми благонамеренными. Такой взглядъ цензуры давалъ этимъ издателямъ возможность сколь возможно чернить все русское, и въ особенности писателей, не принадлежавшихъ къ польской партiи... Именно въ привиллегированныхъ журналахъ ("Сев. Пчела" и "Библiотека для Чтенiя" - М. Л.) ныне едва понятная, весьма любопытна и поучительна" {"Рус. Архивъ", 1864 г., No 78, 827--830.}.
Тогда же въ "Отечественныхъ Запискахъ" появилась статья - въ которой прикосновенность Булгарина къ какой-то "польской" партiи безусловно отвергалась: "мы не намерены - писалъ авторъ - отрицать въ Булгарине его ума, но насколько известна нравственная его личность, трудно въ ней предполагать какiя-нибудь страсти, въ роде скрытыхъ симпатiй къ Польше и ненависти къ Россiи" {Л., "О полонизме въ русской литературе 30-хъ годовъ", "Отеч. Записки", 1865 г., мартъ, книжка первая, 67.}.
Но, несмотря на довольно обстоятельное возраженiе Л., легенда, пущенная въ ходъ Одоевскимъ, нашла своихъ распространителей. Особенно любилъ стоять на этой почве П. И. Бартеневъ, повторявшiй легенду о "польской партiи", съ Булгаринымъ и Сенковскимъ во главе, при всякомъ удобномъ случае въ массе редакцiонныхъ примечанiй на страницахъ "Русскаго Архива". Въ самое последнее время ее повторилъ г. Барсуковъ, подписавшiйся вполне подъ словами Одоевскаго {См. II томъ его работы о Погодине, 331.}.
Между темъ, мне кажется, не надо долго просматривать изданiя Булгарина и Сенковскаго, чтобы увидеть въ нихъ полное отсутствiе какого бы то ни было польскаго направленiя. Достаточно знать то презренiе, съ которымъ относилась къ Булгарину польская интеллигенцiя, и те неоднократно высказываемыя Сенковскимъ нелюбовь и нерасположенiе къ полякамъ (и вместе съ темъ его личную жизнь), чтобы смело утверждать неосновательность легенды. Неужели Булгаринъ и Сенковскiй могли быть представителями партiи, тотъ Булгаринъ, который намъ уже более или менее вырисовался въ предыдущемъ изложенiи? Предположить это - значитъ обидеть и польскую, и русскую интеллигенцiю: первую за делегированiе своихъ интересовъ такимъ "представителямъ", вторую - за доверiе къ нимъ. Hе говорю уже о томъ, что русская цензура, находящаяся подъ присмотромъ Бенкендорфа, Орлова, Уварова и др., конечно, не могла быть слепой и всякое нерусское нацiоналистическое стремленiе душила въ зародыше. Если Булгаринъ и былъ представителемъ какой бы то ни было партiи, то она не могла называться иначе, какъ безпринципная продажность. Не вина поляковъ, что грязное пятно въ русской журналистике первой половины прошлаго столетiя случайно принадлежало къ ихъ нацiональности. Если и можно говорить о польской партiи въ Россiи вообще, то находить ее въ русской журналистике николаевской эпохи значитъ обнаруживать совершенное непониманiе какъ личностей ея представителей и ея самой, такъ и условiй жизни литературы того времени вообще.
Кроме того, легенда Одоевскаго стоитъ въ резкомъ противоречiи съ фактомъ достаточно общеизвестнымъ: Булгаринъ, Гречъ и Сенковскiй были петербургской группой "офицiальной народности", что, разумеется, не совместимо съ служенiемъ двоихъ изъ нихъ своей отчизне.
Наконецъ, само III Отделенiе категорически утверждало неприкосновенность Булгарина къ польской партiи, что видно изъ "отношенiя на представленiе на действительнаго тайнаго советника Новосильцова о вредномъ духе сочиненiя польскаго поэта Мицкевича, подъ заглавiемъ "Конрадъ Валенродъ", и о вредномъ влiянiи на Польшу журналиста Булгарина", помеченнаго 14 iюля 1828 года. Копiя съ копiи этого очень ценнаго документа, хранившаяся въ архиве Ф. В. Анненкова (брата П. В. Аняенкова), предоставлена въ мое распоряженiе H. K. Михайловскимъ и заслуживаетъ безусловнаго доверiя, какъ удостоверенная экспедиторомъ III Отделенiя, Петромъ фонъ-Фокомъ, - очевидно, родственникомъ директора канцелярiи {Почти одновременно съ выходомъ октябрьской книжки "Русскаго Богатства", 27 октября, 1903 г., это "отношенiе" появилось въ ноябрьской (1 ноября) - "Русской Старины" Тамъ приведены и некоторые другiе документы, предшествовавшiе составленiю "отношенiя" (въ "Рус. Старине" последнее названо "объясненiемъ"). Цитируя ниже кое-что изъ этихъ документовъ, я предпочитаю самое "отношенiе" цитировать по имеющейся въ моихъ рукахъ копiи.}.
Въ декабре 1824 г., попечитель виленскаго учебнаго округа, H. H. Новосильцовъ, писалъ Аракчееву о необходимости иметь "неприметное наблюденiе" за некоторыми жителями Петербурга, "предуспевающими разными происками своими по канцелярiямъ, ежели не совершенно ниcпровергать, то по крайней мере, значительнымъ образомъ ослабливать все те меры, которыя ихъ видамъ не соответствуютъ". Въ числе этихъ лицъ, опасныхъ для порядка въ Царстве Польскомъ, Новоеильцовъ назвалъ Сенковскаго, Булгарина и Греча, "которые принадлежали здесь къ весьма вредному обществу, существовавшему долгое время подъ именемъ "Шубранцевъ", между коими они назывались Рустиканами".
Такимъ образомъ сколько-нибудь явное обвиненiе Булгарина сводилось къ нахожденiю прежде въ обществе "Шубранцевъ" ("towarzystwo czubrawcuw"), созданномъ молодой профессурой виленскаго университета для оживленiя общественной жизни. Ниже мы узнаемъ о немъ еще некоторыя сведенiя.
Чемъ увенчался доносъ Новосильцова, увидимъ ниже; въ апреле же 1828 г., т. е. уже при существованiи III Отделенiя, начальникъ главнаго штаба, гр. Дибичъ, писалъ Новосильцову, что "государь императоръ, имея въ виду сiе отношенiе вашего высокопревосходительства (отъ декабря 1824 г. - М. Л.), ". Сведенiя свои Новосильцовъ долженъ былъ представятъ ген. -ад. гр. Чернышеву для доклада государю.
"Булгаринъ въ издаваемыхъ имъ современныхъ сочиненiяхъ продолжаетъ покровительствовать распространенiю и укрепленiю польскихъ патрiотическихъ помышленiй, въ превратномъ и ложномъ ихъ направленiи столь противныхъ тесному и откровенному соединенiю сего народа съ россiянами". "По поводу изданiя въ С. -Петербурге польской поэмы, подъ названiемъ "Konrad Wallenrod", сочиненной Мицкевичемъ, бывшимъ членомъ тайнаго патрiотическаго польскаго общества "Филаретовъ", счелъ я, - продолжалъ Новосильцовъ - обязанностью своею обратить вниманiе его императорскаго высочества цесаревича на предосудительное содержанiе сей книги. Такъ какъ въ донесенiи моемъ упоминается, между прочимъ, и о Булгарине, сочиненiе сiе въ журнале своемъ одобрявшемъ, что я считаю неизлишнимъ приложить къ сему копiю съ донесенiя моего государю цесаревичу по сему предмету" {"Н. И. Гречъ, Ф. В. Булгаринъ и А. Мицкевичъ", "Рус. Старина" 1903 г., XI, 334--343.}.
Что же такое написалъ Булгаринъ по поводу выхода въ светъ "Конрада Валенрода"? Это была очень небольшая заметка:
"Въ Петербурге отпечатано новое сочиненiе перваго современнаго польскаго поэта Адама Мицкевича: Конрадъ Валенродъ, местъ въ литературе славянскихъ народовъ, мы познакомимъ съ ними нашихъ читателей. Новое сiе сочиненiе съ 3 литогр. картинками, продается въ книжномъ магазине Грефа по 10 рублей за экземпляръ. За пересылку прилагается рубль" {"Сев. Пчела" 1828 г., No 22, 21 февраля.}.
Дело въ такомъ положенiи было передано III Отделенiю, которое и ответило гр. Чернышеву очень пространнымъ "отношенiемъ" отъ 14 iюля.
Изъ него видно, что еще въ 1827 году III Отделенiе получило бумагу Новосильцова, писанную имъ въ 1824 году гр. Аракчееву; и что Аракчеевъ тогда же произвелъ очень подробное следствiе, которое обнаружило полную неосновательность обвиненiй Булгарина и Греча и было признано совершенно соответствующимъ истине и самимъ наместникомъ, великимъ княземъ Константиномъ Павловичемъ.
Такъ, было обнаружено: "1) что общество Шубранское никогда не было тайнымъ, но явнымъ сатирико-литературнымъ, ибо уставъ онаго былъ напечатанъ и общество издавало журналъ {Онъ назывался "Wiadomosci Burkowe".}; 2) что оно не было вреднымъ, ибо главные онаго члены и поныне находятся въ университете и пользуются особеннымъ покровительствомъ г. Новосильцова; 3) что Булгарина и Греча сделали почетными членами общества единственно изъ литературной вежливости за ихъ сатирическiя статьи, въ какомъ духе издавался журналъ общества, и что ни Булгаринъ, ни Гречъ не участвовали въ трудахъ общества; 4) что Булгаринъ былъ въ жизни только три месяца въ Вильне, въ 1819 году, по частнымъ деламъ, и только одинъ разъ присутствовалъ въ заседанiи общества, a Гречъ вовсе не былъ никогда ни въ Литве, ни въ Польше и не знаетъ языка польскаго; 5) что Булгаринъ не учился въ университете Виленскомъ, не имеетъ и не имелъ въ ономъ друзей, ни родственниковъ и едва поверхностно зналъ несколько профессоровъ, не имелъ съ ними никакихъ дружескихъ сношенiй и вовсе чуждъ всякаго участiя въ делахъ университета; Гречъ же не знаетъ ни одного изъ нихъ, кроме ректора Пеликана, который обучался въ Петербурге".
III Отделенiе добавляло лишь отъ себя, что, если бы Новосильцовъ считалъ общество Шубранцевъ "вреднымъ, равно какъ и всехъ членовъ онаго, то онъ не наделилъ бы своею доверенностью профессоровъ Андрея Снядецкаго, Мяновскаго, Шидловскаго, котораго даже сделалъ цензоромъ, и другихъ бывшихъ действительными Шубранцами. Изъ нихъ Снядецкiй былъ президентомъ общества, a Шидловскiй названъ ораторомъ".
"отношенiе" отвечаетъ:
"Сiе обвиненiе совершенно несправедливо и даже противоположно действiямъ Булгарина. Онъ, воспитанный въ Россiи, зная языкъ и духъ народа, своими сочиненiями прiобрелъ любовь русской публики и сделался любимымъ ея писателемъ, чего не могъ бы достигнуть, если бъ писалъ въ польскомъ духе, a не въ русскомъ, ибо въ русскомъ народе поныне существуетъ предубежденiе о полякахъ. Напротивъ того, все его сочиненiя исполнены русскимъ патрiотизмомъ, основаннымъ на преданности къ престолу. Ни одинъ полякъ не написалъ бы похвальнаго слова Петру I и Суворову, что сделалъ, однакожъ, Булгаринъ. Кроме "Севернаго Архива", где помещено несколько древнихъ польскихъ историческихъ документовъ относительно русской исторiи, въ журналахъ, Булгаринымъ издаваемыхъ, не печатается вовсе ничего о Польше, и онъ, только по просьбе русскихъ литераторовъ, написалъ обозренiе польской литературы въ 1820 году, когда самъ не издавалъ еще ни одного журнала. По справке оказалось, что Булгаринъ, выписывая множество газетъ и журналовъ изъ-за границы, не выписываетъ ни одного изъ Варшавы. Самъ Булгаринъ до такой степени чуждъ Польше, что хотя онъ родомъ изъ Литвы, но, не живя тамъ никогда, и не имея никакихъ связей, решился оставить навсегда сiю провинцiю и купилъ себе именiе въ Лифляндiи, чтобы тамъ навсегда поселиться въ отдаленiи отъ Польши. Булгаринъ многократно въ своей газете советуетъ всемъ жителямъ Россiи, особенно немцамъ и полякамъ, учиться русскому языку, за что даже заслужилъ упрекъ польскихъ патрiотовъ. Булгаринъ въ сочиненiяхъ и разговорахъ распространяетъ одну мысль, - вечное соединенiе поляковъ съ русскими. Въ статье своей: "Освобожденiе отъ турокъ Трембовли", где героиня - женщина, Булгаринъ говоритъ въ предисловiи къ польскимъ и русскимъ дамамъ: "Ныне вы составляете одно семейство, имеете одного Отца; ваши дети и братья на веки соединены узами взаимнаго счастья. Вы должны знать и уважать другъ друга" и проч. Повторяя, что въ журналахъ и сочиненiяхъ Булгарина нетъ ни одной строки, дышащей польскимъ патрiотизмомъ, невозможно постигнуть, на чемъ основано обвиненiе Булгарина г. Новосильцовымъ въ распространенiи польскихъ патрiотическихъ помышленiй! "{Курсивъ везде мой.}
"Наконецъ, по самомъ подробномъ изследованiи оказывается, что подозренiе Булгарина въ сношенiи съ университетомъ основывается на томъ единственно, что прiезжающiе въ Петербургъ польскiе профессоры, литераторы или люди высшаго званiя навещаютъ его, какъ своего единоземца, и уваженiемъ многихъ знатныхъ особъ, и что Булгаринъ передъ ректоромъ Пеликаномъ, бывшимъ въ Петербурге, говорилъ неоднократно, что онъ не одобряетъ меръ, принимаемыхъ виленскимъ начальствомъ, чтобы выслуживаться несправедливыми доносами на юношей.
"Что же касается до похвалы поэмы Мицкевича, "Валенрода", то это относится къ литературному достоинству. Впрочемъ, Булгаринъ по долгу журналиста, обещая извещать о всехъ выходящихъ въ Россiи книгахъ, только известилъ въ несколькихъ строкахъ о появленiи сего сочиненiя, и сiе поставляется ему въ преступленiе, между темъ какъ въ донесенiи г. Новосильцова вовсе не упомянуто, что сiя поэма "Валенродъ" была подробно разобрана и расхвалена въ "Московскомъ Телеграфе" и вполне переведена на русскiй языкъ въ "Московскомъ Вестнике" Изъ сего, очевидно, следуетъ, что противъ Булгарина действуетъ личность. Въ русскомъ журнале "Вестникъ Европы" безпрестанно помещаются статьи изъ польскихъ газетъ, сеймовой речи и т. п., но о семъ г. Новосильцовъ не говоритъ ни слова. Въ журналахъ Булгарина не только не было никогда говорено о сейме или о чемъ-либо политическомъ, до Польши касающемся, но ничего о самой Польше, однако жъ простое извещенiе о польской книге подвергнуло Булгарина обвиненiю въ злонамеренности".
Всего этого, въ связи съ некоторыми уже приведенными выше документами совершенно достаточно, чтобы иметь серьезныя основанiя отрицать какую бы то ни было работу Булгарина въ пользу его нацiональности...
Примечания
1"Рyc. Старина", 1872 г., I, 151.