Пушкин о Булгарине
Булгарин Фаддей Венедиктович (1789-1859).
Я знал, что пошлый он писатель,
Что усыпляет он с двух строк,
Что он доносчик и предатель
И мелкотравчатый Видок,
Что на все мерзости он падок,
Что совесть в нем — истертый знак,
Что он душой и рожей гадок;
Но я не знал, что он дурак.
В этой эпиграмме друга Пушкина П. А. Вяземского «сформулирована» репутация Булгарина, какой она сложилась к тридцатым годам прошлого века в передовых литературных кругах. Таким представлен Булгарин в эпиграммах и памфлетах Пушкина, таким вошел и в наше сознание. Между тем было время, когда он сотрудничал в «Полярной звезде» К. Ф. Рылеева и А. А. Бестужева, близко дружил с А. С. Грибоедовым, был на подозрении у правительства за свои либеральные взгляды и авантюристическое, полное темных приключений прошлое (Булгарин был сын польского шляхтича, сражался под знаменами Наполеона).
Декабрьское восстание 1825 года стало поворотным пунктом в его судьбе. Едва оно было разгромлено, Булгарин не только предал своих вчерашних друзей, но и стал постоянным осведомителем политической полиции (III отделения). Издаваемые им совместно с Н. И. Гречем журнал «Сын Отечества» и газета «Северная пчела» стали столпами официозной благонамеренности.
Однако прямой разрыв между Пушкиным и Булгариным, после ожесточенной полемики, произошел только в 1829 году с организацией «Литературной газеты», которую Пушкин и его друзья намеревались противопоставить «Северной пчеле».
До этих пор их отношения были относительно приятельскими.
Знакомство (заочное) завязалось в 1823 году: Булгарин напечатал несколько стихотворений ссыльного поэта, лестно отозвался о «Бахчисарайском фонтане». В последующие годы Пушкин хотя и сочувствовал полемике против Булгарина, которую вели его друзья (Е. А. Баратынский, П. А. Вяземский, круг «Московского вестника»), но сам в нее не вступал. Он так и не узнал, что, по-видимому, именно Булгарин был автором секретного отзыва о «Борисе Годунове» (1826), задержавшего издание трагедии на целых пять лет. Летом 1827 года в Петербурге состоялось личное знакомство, и Пушкин стал изредка бывать у Булгарина. «Не стыдно ли тебе, пакостнику, обедать у Булгарина»,— укорял его Вяземский.
Но после выхода первых номеров «Литературной газеты» все изменилось. К 1830—1831 годам относится ряд пасквилей Булгарина, в которых личные оскорбления в адрес Пушкина подкреплялись политическим доносом. Так, в «Анекдоте» Пушкин изображен неким французским писателем, который «служит усерднее Бахусу и Плуту су (то есть вину и наживе.— Л. Ч.), нежели музам... у которого сердце — холодное и немое существо, как устрица, а голова — род побрякушки, набитой гремучими рифмами, где не зародилась ни одна идея... чванится пред чернью вольнодумством, а тишком ползает у ног сильных...».
Пушкин ответил серией блестящих эпиграмм («Не то беда, Авдей Флюгарин...», «Не то беда, что ты поляк...»), стихотворением «Моя родословная», полемическими статьями, из которых одна — «О записках Видока» (1830) — навсегда ославила Булгарина как полицейского шпиона, платного доносчика и в значительной степени подорвала его литературное влияние.
«Жаль поэта, и великого,— а человек был дрянной».
Л. А. Черейский. Современники Пушкина. Документальные очерки. М., 1999, с. 278-280.